Моделями сирийской политической механики были автократические режимы Восточной Европы, в особенности, Румыния эпохи Чаушеску. Аналогии видны в централизованном контроле лидера, терминологии культа личности, маргинальной роли партии, которой теоретически принадлежит власть, и доминирующей роли семьи лидера. Последнее в специфически сирийских условиях создавало впечатление жизни при монархии и привело к рождению термина репархия (джумлаха – от джумхирия – республика и мамлаха – монархия). Сам Асад признавался, что на него большее влияние оказал северокорейский Ким Чен Ир.
Точка отсчета. Современный сирийский режим, и, в более широком понимании, современная Сирия являются созданием Хафеза Асада. Его тридцатилетнее правление ( а также предшествующий этому период, на протяжении которого он пользовался внушительным влиянием) стерли всякое различие между государством и президентом. Фирменным знаком режима Асада была стабильность – стабильность, краху которой мы являемся свидетелями.
Режим был создан Асадом и подогнан под Асада. Хафез Асад был, и во многих смыслах, продолжает оставаться базой национальной идентификации. Он был единственным источником и фокусом реальной власти. Официально, он контролировал все ветви власти. Будучи генеральным секретарем БААС, обладавшей большинством в парламенте, он контролировал власть законодательную. Как президент, он контролировал власть исполнительную, и как главнокомандующий – армию, и, что еще более важно, разнообразные секретные службы.
Моделями сирийской политической механики были автократические режимы Восточной Европы, в особенности, Румыния эпохи Чаушеску. Аналогии видны в централизованном контроле лидера, терминологии культа личности, маргинальной роли партии, которой теоретически принадлежит власть, и доминирующей роли семьи лидера. Последнее в специфически сирийских условиях создавало впечатление жизни при монархии и привело к рождению термина репархия (джумлаха – от джумахирия – республика и мамлаха – монархия). Сам Асад признавался, что на него большее влияние оказал северокорейский Ким Чен Ир.
Идентификация президента с государством олицетворяется вездесущим культом личности, окружающим его особу. Роль “лидера” (каид) подчеркивается многочисленными слоганами, с детства вбивавшимися в голову. В качестве примера можно привести утверждение о том, что страна – “Сирия Асада” (Сурия аль-Асад). Титулы лидера являются любопытной смесью сталинистской терминологии и мусульманского подхалимства: “Вождь Марта” (каид аль-масира), “Вечный Лидер” (аль-каид аль-абд), “Строитель Сирии” (бани сурия), “Надежда Нации” (амаль аль-умма), “Хафез Чести” ( хафез – защитник), “Борец” (мунадил).
Мавзолей Асада в Кардахе: Лидер целует руку родительницы
Его любят сравнивать с мусульманским средневековым мусульманским героем Салах ад-Дином (также, как и Саддама Хуссейна). Если верить сирийской прессе, Хафез Асад характеризовался следующими атрибутами: мудростью, мужеством, щедростью, гениальностью, способностью к сочувствию и государственной прозорливостью. Наиглавнейшим качеством Асада-старшего именуется его способность породить любовь и лояльность к собственной персоне в душе каждого сирийца. Асад также является “типично мусульманским вождем”, что особенно трудно переварить его суннитским подданным. Согласно постулатам государственной пропаганды, Асад –”верующий мусульманин, любящий Аллаха”. На мавзолее Асада высечена следующая цитата из Корана: “О ты, кто верует! Подчиняйся Аллаху и подчиняйся Пророку и подчиняйся власть имущим!” Данный стих использовался мусульманскими режимами по всему свету на протяжении столетий – для собственной легитимации и для делегитимации оппонентов.
Несмотря на то, что в “идеальном” и “первородном” баасизме Мишеля Афлака “национализм был верой, которая возвышается над все остальным”, Афлак не жалел своего немалого дара красноречия для реверансов в сторону ислама. Его позиция в отношении мусульманской веры представляется крайне интересной. Вот что он пишет: “Конфессиональные различия дистанцировали значительную часть арабского народа от Духа страны и ее традиций. Мы желаем полного пробуждения арабских христиан национализмом, таким образом, чтобы они рассматривали ислам в качестве орудия националистического образования для самих себя. Они должны вдохновляться идеями ислама, ибо он является интегральной частью их природы и традиции”.
В длинной статье “Памяти Арабского Пророка” (1943), Афлак пишет: “Абстрактная идея отделения национализма и религии логична для Запада. Религия проникла в Европу с Ближнего Востока и потому чужда ее природе и традиции. Для арабов же ислам не просто вера, не абстрактный морализм, но высочайшее выражение их универсалистских чувств и отношения к жизни “.
Согласно данной теории “арабизм есть тело, наполненное душой – исламом”. Афлак желал, чтобы “каждый араб стал Мухаммедом, ибо он принадлежит нации, подарившей миру Мухаммеда, или скорее потому, что принадлежит к общине, созданной Мухаммедом”.
Афлак умер в горьком изгнании в 1989 году. Саддам Хуссейн распустил слухи о том, что основатель БААС, православный христианин, перед смертью принял ислам. Слухи, скорее всего, были ложными, но, несмотря на это, Афлака похоронили по исламскому обряду.
Неудивительно, что отношение БААС к исламу всегда было сложным и неоднозначным. Ислам рассматривается в качестве инструмента легитимации режима. В то же время, власть была вынуждена прийти к отрицанию его как основной качественной характеристики арабов и “арабизма”. Важность ислама демонстрируется теми усилиями, которые режим вложил в признание алавитов шиитской сектой и тем как демонстративно Хафез Асад соблюдал ортодоксальные мусульманские обряды.
Асад-старший совершил паломничество в Мекку (правда, не хадж, а умра). Он принимал участие в молебнах в суннитских мечетях, постился во время Рамадана, активно пропагандировал исламскую культуру, Коран и исламские ценности. Режим строил мечети и использовал исламскую терминологию для мобилизации масс.
Мавзолей Асада. Он похоронен вместе с любимым сыном Басилем
Партийная позиция по религиозному вопросу заключалась в попытке (как теперь представляется, безуспешной) примирить политическую необходимость исламской легитимации с секуляристской идеологией режима, непрактичность представления суннитских масс алавитским лидером, которого большая часть народа рассматривает в качестве еретика, с модернистскими наклонностями элиты.
Результат – уникальная сирийская трактовка ислама, подогнанная под реальность, в которой не-суннитский лидер олицетворяет собой суннитское государство. Эта же трактовка пытается подорвать идеологическую базу стандартного суннитского фундаментализма.
Официальный орган партии БААС, газета al-Thawra писала: “Поклонение Аллаху – это состояние общения (тавассуль) с Создателем. Несмотря на то, что средства могут быть различны, результат – один – спокойствие души и уверенность в завтрашнем дне”. Упоминание “тавассуль” отсылает к суфийским мистикам и их стремлению напрямую общаться со всевышним, отрицая необходимость существования улема, имамов и шейхов.
Интересны слова самого Хафеза Асада об Аллахе: “Мы можем спорить о путях, которые ведут к Аллаху. Важно то, что Он существует, и то, что мы все поклоняемся Ему. Ни у кого нет права диктовать другим, каким путем идти к Аллаху. Аллах – для всех, и, с Его точки зрения, все равны. Каждый человек свободен в том, как он молится, как он поклоняется и как он видит Аллаха”. (Хафез Асаа. Собрание политических и социальных мыслей. Дамаск 1995).
Асад при жизни, и даже после смерти, описывался как почти сверхъестественное существо, обладающее бесконечной мудростью. Существо заслуживало того, чтобы ему подчинялись без излишних вопросов.
В связи с этим неудивительно, что процесс принятия решений при Асаде-старшем начинался и заканчивался на президентском уровне. Несмотря на то, что Асад доверял своим ближайшим советникам, он твердо и тщательно контролировал все, что происходило в военной и политической области. Хафез Асад, однако, гораздо менее интересовался экономикой и не особенно участвовал в экономическом управлении.
Сирийская бюрократия славилась тем, что была неспособна или была не в состоянии предоставить президенту альтернативные сценарии действий, равно как и анализировать “за” и “против” тех политических директив, которые президент бюрократии вручал. Асад не был адвокатом “группового мышления”, “мозгового штурма” и т.п. Он вызывал к себе ответственного за конкретное направление чиновника, получал информацию и принимал решение. Во время войны в Ливане он “обрубал” цепь командования и напрямую связывался с офицерами на поле боя с тем, чтобы получить информацию из первых рук. Возможно, Асад руководствовался принципом “разделяй и властвуй”. Минимизируя доступ к важной информации своих ближайших заместителей, он поддерживал высокий уровень неопределенности среди элиты, тем самым балансируя и управляя ею. Этот централистский подход “микроменеджмента” вместе с тотальной лояльностью к президенту ограничивал масштаб дворцовых интриг и явное соперничество между придворными группировками.
Все члены ближнего круга Асада были членами БААС, но их влияние на принятие решений обеспечивалось не формальным статусом и должностью, а принадлежностью к “банде” (джамаа, первоначальная хунта офицеров, приведшая Асада к власти). Члены “банды” были и главными советниками, и главными источниками информации для Асада-старшего.
Описанная система правления кардинальным образом изменилась после кончины “Вечного Лидера” и с восшествием на сирийский престол назначенного им наследника, Башара Асада.
